Балтийский курс
Карьера

ПОЛИТЭКОНОМИЯ

Экономика

Аннотации

Свет и тени новых миллионеров

Янис Домбурс, Вакарис Декснис (Lietuvos rytas), Тайво Паю (Postimees)

- Как велика была стоимость вашей личной собственности на тот момент, когда вы оставили должность премьера, насколько велика она сейчас?

Шкеле: Стоимость личного имущества указана в моей должностной декларации - как в то время, когда я оставил пост премьер-министра в 1997 году, так и в последней декларации, поданной в этом году. Они доступны для прессы, и я уверен, что ваш журнал также ознакомился с ними.
Здесь, правда, надо добавить, что с момента подачи последней декларации принадлежащая мне фирма Uznemumu vadiba un konsultacijas стала единственной владелицей продовольственного концерна АО Ave Lat grupa. Правда, Ave Lat grupa - не открытое акционерное общество, поэтому его реальная рыночная стоимость может несколько отличаться от доступных публике данных годовой отчетности.

Любис: Что касается моего состояния, могу напомнить, что все шесть лет с 1993 года, когда оставил пост премьера, я провел в мире бизнеса. Бизнес для меня шел не по прямой, а по кривой линии, но всегда сохранялась тенденция подъема. То, что мы сумели приватизировать и сохранить государственное промышленное объединение Azotas и с продукцией Achema вышли на западные рынки - самое большое достижение.
А если говорить об упоминаемых 240-320 миллионах литов, то боюсь, что здесь смешивают мое состояние и состояние, которым я управляю. Если бы кто-нибудь заплатил мне хотя бы половину этой суммы, я сразу же отказался бы от его управления, продал все мне принадлежащие акции всех компаний.

Вяхи: Когда я покинул пост премьера в январе 1997 года, у меня была квартира (причем ремонт был сделан в кредит) и еще дача, которую я построил в советское время, и жилой дом в Валгском уезде. И акции в маленькой инвестиционной фирме, которую я с партнерами создал в 1993 году. Но она была малоактивна, потому что я был премьер-министром - и мы положили эту фирму на полку. Фирма не вела экономической деятельности. Сегодня у меня фактически сохранилось то, что было. Только кредит за квартиру выплатил. И акций в этой фирме столько же, сколько было в 1997 году.
Но это верно, сейчас фирма работает. Мы использовали так называемый бум на Таллиннской фондовой бирже, потому что как раз после этого, когда я покинул пост премьер-министра, было самое время подъема цен акций. Мы этим воспользовались. Продавали свои акции, и в связи с этим намного увеличили капитал этой фирмы. После чего делали инвестиции в разные проекты. Один из них - Silmet в восточной Эстонии, второй - гостиница (дом отдыха) на юге Эстонии.

Я думаю, что сегодня у меня личного капитала больше, чем было, когда я покинул пост премьер-министра.

- Какие преимущества или затруднения вы почувствовали в своей деятельности, связанной с бизнесом, из-за того, что до этого были премьером?

Шкеле: Единственное преимущество - очень широкий круг знакомых мне людей, и еще более широкий круг тех, кто знает меня. Знает, а не знаком со мной. Но это большое преимущество. И я это прочувствовал, как в начале своего предпринимательства, так и в 1997 году, когда создал уже упомянутое ООО UVK.
К сожалению, приходится считаться и с относительно большим числом недоброжелателей. Но это неизбежно.

Любис: Однозначно ответить не могу. Позитивно то, что с того времени я знаком со многими компетентными и инициативными людьми. Хотя и до восстановления независимости, когда я работал на Azotas главным инженером, был достаточно известным человеком и имел перспективу для бизнеса.
Конечно, работа вице-премьера и премьера была очень полезна в смысле углубления навыков маркетинга, позволила лучше понять макроэкономические процессы - и это помогло в бизнесе.
Но теперь это прошлое влияет негативно, поскольку журналисты постоянно говорят: «Он был премьером и сейчас имеет лучшие условия для бизнеса». Таким образом создается отрицательный имидж, постоянно выискиваются признаки протекционизма, хотя его вообще нет.

Вяхи: Мне кажется, что возможностей все-таки больше, чем негативных явлений и трудностей. Потому что я был в политике долгое время, у меня много информации, я знаю фактически всех ключевых людей в Эстонии, и не только в Эстонии, но и за границей.

- Как бы вы прокомментировали тезис: сейчас в Балтии и во всех постсоциалистических странах в бизнесе происходит первоначальное накопление капитала?

Шкеле: Я думаю, то, что можно понимать как упомянутое вами первоначальное накопление капитала, закончилось. И в Латвии тоже.

Любис: Конечно, происходит. Ведь в советский период его попросту не было.

Вяхи: Первоначальное накопление капитала уже прошло. То есть сейчас должно начаться второе его перераспределение. И это закономерно, потому что вначале социалистический государственный капитал, возможно, попал в руки людей, не справляющихся с ним. Сейчас капитал начинает переходить в руки тех, кто умеет управлять предприятими, бизнесом и капиталом.

- Приемлемы ли для вас определенные законами вашей страны ограничения для политиков по отношению к их личному бизнесу в аспекте конфликта интересов? Следует ли что-либо здесь менять?

Шкеле: Я считаю, что направление выбрано верно, но эта область законодательства недостаточно развита, в ней еще многое нужно сделать. Хотя бы пример с Ave Lat grupа: пресса и общественное мнение, по крайней мере, какая-то часть общества, побуждала меня передать свое право собственности на акции независимому управляющему, пусть даже ни один из нормативных актов нашего государства такого не требует. Я провел все необходимые процедуры, чтобы сделать это и исключить любые интерпретации в дальнейшем.
Но - что делать владельцу самого большого магазина в какой-либо волости, если его выбирают председателем волостного совета? Как он должен поступить? Разве в латвийском законодательстве такое не должно быть предусмотрено, разве не должно быть определено, как должен действовать премьер-министр и как - волостной депутат? Я считаю - должно. Над этим надо работать. Еще одно важное дело - следовало бы предусмотреть в законодательстве декларирование интересов.

Любис: Думаю, что политики могут участвовать в бизнесе только заочно, а не прямым образом, поскольку их настоящая работа есть политика.
В другом случае это попросту создаст отрицательные эмоции у большинства. Я не думаю, что бизнесменам нельзя идти в политику, но после этого их бизнес должен быть максимально чистым, без каких-либо признаков протекционизма.

Вяхи: Я думаю, что политики не могут сидеть на двух креслах и работать одновременно на политических и государственных постах да еще заниматься личным бизнесом. Эти ограничения, существующие в Эстонии, по-моему, правильные. И с другой стороны: у меня только одна претензия - иногда политиков обвиняют на основе слухов, не доказывая, был ли виноват и в чем виноват. Здесь политики тоже должны иметь какую-то защиту, чтоб обвинять их можно было бы только в тех случаях, когда они действительно виноваты.

- Насколько необходимы сегодня в постсоветских странах поддержка и вовлечение в политику людей состоятельных? Tо есть в первую очередь бизнесменов? Могло бы это, на ваш взгляд, способствовать снижению коррупции? Или же наоборот, сближение политической и экономической власти проявится в антидемократических тенденциях и возможном образовании олигархий?

Шкеле: Основа стабильности - сильный средний слой. Вместе с тем - вовлечение в политику зажиточных и обеспеченных людей должно способствовать стабильности. В свою очередь, информированное общество, демократическая пресса - гарантия против антидемократических тенденций. Немаловажно обеспечить открытость.

Любис: На мой взгляд, если в политику приходят состоятельные люди, это - положительное явление. Ведь им не нужно думать о своих бытовых проблемах, и можно сосредоточиться на решении государственных вопросов. Но еще раз повторяю, что оставшаяся часть их собственного бизнеса должна быть максимально чистой, чтобы в обществе не возникало сомнений.

Вяхи: Мне кажется, не затронут основной вопрос - все-таки люди бывают честные или нечестные. Я думаю, что частный бизнес и политика - это разные вещи. В частном бизнесе мы должны бороться за предпрятие, тут цель - увеличение прибыли. А в политике основная цель - благосостояние народа и укрепление государства.

- Ваше отношение к понятию «национальный бизнес»? Признаете ли вы жизнеспособность этого понятия? И если да, то можно ли вас назвать представителем такого бизнеса?

Шкеле: В бизнесе можно говорить о «национальных школах». Это же относится и к менеджменту, традициям управления бизнесом, но не к принадлежности собственности. Это вопрос культуры, вопрос традиций. В Латвии культура предпринимательской деятельности развивается. Важно, чтобы движение шло в этом направлении, и я также руководствовался этой мыслью в то время, когда сам активно занимался бизнесом.

Любис: Не думаю, что в Литве есть какой-нибудь национальный бизнес. Ведь теперь весь бизнес стал международным. Даже хозяин маленького магазинчика продает товары, произведенные в разных странах.

Вяхи: Да. Я думаю, что национальный бизнес существует. Будучи премьер-министром, я поддерживал национальный бизнес, если у меня была возможность выбора при прочих равных условиях.
Скажу так, возможно, у капитала нет нации и национальности, но у национальности или нации может быть капитал. И без капитала, без своей промышленности, я думаю, не может быть нации.
Действительно, я сейчас в какой-то мере представляю национальный бизнес, потому что Silmet Group - одно из самых крупных частных предприятий Эстонии, где все акционеры - эстонского происхождения.

- Влияют ли принципы финансирования политических партий на партийную идеологию в вашей стране? Видите ли вы, как бизнесмен, какие-либо неприемлемые виды влияния бизнес-структур на политику?

Шкеле: Могут повлиять. Но неприемлемо, когда такое влияние скрыто, когда общество о нем не знает. Если на самом деле идеологии не существует. Если политики готовы менять свою позицию, свою идеологию, больше на деле, чем на словах - в зависимости от того, находятся они у власти или нет.

Любис: Я не очень разбираюсь в этой теме, тем более, что в Литве это не является вопросом общих обсуждений - кроме президентских выборов, когда имена спонсоров обязательно оглашаются. Но думаю, что это неплохо, потому что бизнесмены, так же, как профсоюзы и другие общественные формирования, должны защищать свои интересы.
Бизнесмены должны помогать тем политическим партиям, чьи программы наиболее подходят для развития бизнеса. В этом я не вижу ничего плохого.
А на вопрос «помогали ли вы каким-нибудь политическим силам?», могу ответить - да.
В то же время не думаю, что мое собственное влияние очень велико. Роль Конфедерации промышленников тоже условна. А подписанный меморандум - это только отражение экономических программ, которые нужно осуществить в Литве. Хочу подчеркнуть, что в меморандуме не говорится о каких-либо эксклюзивных правах и привилегиях промышленников. Цель этого документа - демократизировать бизнес и создать по возможности лучшие условия для его развития.

Вяхи: В Эстонии политический ландшафт еще требует некоторого прояснения. Я все-таки считаю, что Эстония сейчас уже имеет определенные условия для перехода к двухполюсной политической системе - по-моему, на рыночной основе. Ведь никто, наверное, не хочет вернуться в социализм.
На это могут пойти и правые, и левые. Правые - те, кто прежде всего видит выполнение политической задачи: это, как мы говорили, улучшение благостояния людей через активную поддержку экономики, бизнесменов и производства. Другие борются скорее за то, чтобы продукт производства распределялся более равномерно.
И все-таки сейчас бизнесменов порой заботят какие-то сделки с политиками. Но в дальнейшем, по-моему, лобби должен быть больше на программной основе: то есть производители должны больше поддерживать те партии, в чьих программах имеются возможности улучшений для предприятий. И наоброт, рабочие поддерживают партии за принципы распределения социальных продуктов производства.

- Существует ли в вашей стране лоббизм в понимании западно-демократическом? Как вы ощущали проявления лоббизма, будучи премьером и предпринимателем?

Шкеле: По-моему, и в Латвии начинает образовываться лоббизм в западном понимании. Он приходит вместе с западными компаниями. Возможно, не совсем верна формулировка об ощущении проявлений лоббизма. Скорее можно говорить о том, что в политических дискуссиях по хозяйственным вопросам появляется более точная, более обоснованная аргументация.
Основная задача профессионального лобби - аргументация, убеждение, информация, образование. Вот чего в Латвии пока не хватает - этой самой открытости.
Я думаю, что когда мы сможем прочесть в прессе сообщение о том, что, например, лобби промышленников в Сейме добились поправок к тому или иному закону или что-то подобное, мы сделаем еще один шаг в направлении истинной политической ответственности и демократии.

Любис: Да, существует. Меморандум - одна из его форм. Наша конфедерация - одна из общественных организаций, стремящаяся к цивилизованному лоббизму.
Kогда я был премьером, в формирующемся слое бизнесменов царило проявление спонтанных страстей, а систематического лоббизма в представлении интересов не наблюдалось. Поскольку время было сложное и в политическом, и в экономическом плане.

Вяхи: Конечно, в Эстонии существует лоббизм, поскольку что есть политика? Политика это целевая работа групп, связанных общими интересами. И если я сейчас - предприниматель, то у меня, вероятно, есть какие-то общие интересы с другими предпринимателями: чтобы экономический климат Эстонии был для предпринимателей благополучным.
Конечно, мы собираем союз, и, разумеется, хотим влиять на политиков, чтобы они оправдывали наши надежды.
Когда я был премьер-министром, мне очень часто приходилось разговаривать с профсоюзными деятелями, подписывать трехсторонние договоры.
Лобби - это всегда нечто многосторонее: предприниматели, рабочие, пенсионеры, молодежь, неэстонские граждане. Но учитывать приходится все - по мере возможности. Поддерживая одну группу, мы иногда ущемляем другую.

Рига-Вильнюс-Таллинн