Журнал "Бизнес Класс", История, Культура, Латвия

Балтийский курс. Новости и аналитика Четверг, 12.09.2024, 02:44

Андрей Громов: звезда российского немого кино закатилась в Риге

Текст: Юрий Жолкевич, Журнал "Бизнес КЛАСС!", 14.02.2012.версия для печати
В истории великого русского рассеяния после октябрьского переворота 1917 года роль Риги и получившей независимость Латвии до конца не оценена. Они были ближе, чем Париж, и кто-то нашел здесь приют и передышку до Второй мировой войны. Более благополучно сложилась жизнь у тех, кто имел на этой земле собственность, дававшую источник существования. У прочих попытки начать с чистого листа чаще превращались в трагедию. Латвия была слишком мала, чтобы обеспечить спрос на таланты. И эти таланты либо стремились прочь, как Михаил Чехов, либо сгорали, как Андрей Громов. Но те и другие, и многие прочие, ушедшие в безвестность, дали импульс латвийскому искусству. Так, с осколками кинокомпании А. Ханжонкова связано появление первых латвийских фильмов.

Фильм «Умирающий лебедь». 1916 год. Режиссер Александр Ханжонков. Андрей Громов в роли художника Валерия Глинского с Верой Каралли, русской балериной и актрисой немого кино, сыгравшей танцовщицу Гизеллу.

«1920 год был началом конца русской дореволюционной кинематографии», – писал в своих воспоминаниях первый серьезный российский кинопромышленник Александр Алексеевич Ханжонков. Из охваченных революцией столиц киношники ринулись в Ялту и пытались работать там. По иронии судьбы, Крым стал родиной российского немого кино и он же его похоронил: фильмы некому было покупать, им требовались новые сюжеты…


ОБОРОНА СЕВАСТОПОЛЯ


«Чудесный Кинемо!..— восторженно писал Леонид Андреев.— Не имеющий языка, одинаково понятный дикарям Петербурга и дикарям Калькутты, он воистину становится гением интернационального общения, сближает концы земли и края душ, включает в единый тон вздрагивающее человечество».


Во «вздрагивающем человечестве» Россия до 1907 года не имела своей роли. Стремительно растущие «электротеатры» заполнялись иностранными лентами, но своей страны зритель на экранах не видел. И ее появление в кино – сначала в хроникальном жанре – вызвало восторг публики. Она так активно поддержала новый бизнес трудовой копейкой, что в стране начал развиваться национальный кинематограф.


Первые фильмы были короткометражными и снимались в течение нескольких дней. И поскольку отношение маститых актеров к новому искусству было настороженным, оно рекрутировало в свои ряды творческую смелую молодежь.  Самый успешный российский кинопродюсер начала века Александр Ханжонков для формирования труппы использовал артистов Введенского народного дома, среди которых были Петр Чардынин и Андрей Громов. Те люди, которые причастны к первым шагам латвийского кино.


Петру Чардынину суждено было вернуться в Россию и поработать там вплоть до «звуковой» эры, а вот Андрей Громов в Риге нашел свой последний приют. Возможно, в этом был перст судьбы, ведь настоящая фамилия артиста Громова была  Дидерихсен или Дитрихсен, и проживал он в Москве в Немецкой слободе, выступал в постановках (семейных вечерах)  Московского немецкого клуба.


Таким образом, с балтийскими соотечественниками и Ригой у него была генетическая связь. За 90 лет после его смерти следы этого человека на земле почти стерлись, но не настолько, чтобы мы забыли его совсем…


Первые упоминания об Андрее Громове относятся к его выступлениям в театральной труппе московского Введенского народного  дома. Под руководством режиссера С.Е. Павловского в  сезоны 1908–1909 и 1909–1910 годов он создал более 40 образов.  В основном это была русская классическая драма:  Незнамов («Без вины виноватые») и Жадов  («Доходное место»),  Борис  («Гроза») и Петр («Иудушка»), Почтмейстер («Ревизор») и Нелькин («Свадьба Кречинского»), Бакин («Таланты и поклонники») и Алексей («Дети Ванюшина»).


Партнерами А. Громова по сцене тогда  были Петр Чардынин, Александра Гончарова, Мария  Токарская, Павел Бирюков, Антонина Пожарская, Василий Степанов и др. Отсюда же, из Введенского народного дома,  начал свою профессиональную карьеру и премьер российского кино, гениальный Иван Мозжухин. Его, как и многих других артистов, сделал звездами А. Ханжонков.

«А. Ханжонков превратил кинематограф в серьезное, очень нужное для народа искусство, предрекая ему великое будущее. Ханжонкову принадлежит первенство создания не только классических кинолент, но и научных, учебных, документальных и мультипликационных фильмов. В его фирме впервые в России начинает снимать мультипликационные ленты тогда неизвестный художник-фотограф Владислав Старевич. Его поистине уникальные работы, такие как «Прекрасная Люканида», «Рождество обитателей леса», «Веселые сцены из жизни животных» и другие, снискали огромную симпатию у зрителей», – сообщает руководитель Фонда А. Ханжонкова И. Орлова.


А сам он вспоминал первые съемки с юмором: «К ужасу своему я узрел нечто невероятное: прекрасные актеры, которыми я неоднократно любовался, превратились в марионеток. Режиссер поставил почтенных боярских родителей в одном конце сцены, а новобрачных в другом. По крику «благословляйтесь» молодые сорвались с места, подбежали к родителям, пали им в ноги и, вскочив, точно с горячей плиты, бросились обратно в свои углы.  Актеры А.В. Гончарова (дочь режиссера В.М. Гончарова)  и А.А. Громов объяснили мне, что так обучал их режиссер с секундомером в руках». 


Тем не менее он отмечал: «Почин Гончарова с Введенским народным домом, на сцене которого произошло  первое в России знакомство театра с кинематографом, был очень удачен: там мы обрели основное  ядро нашей кинотруппы…  Артисты с каждой новой картиной усваивали все более и более способы кинематографической игры. Особенно выделялись среди них: Горбачев, Токарская, Степанов, Херувимов, Бирюков, Чардынин и Громов. Чардынин, кроме того, принимал участие в постановках в качестве режиссера, а Громов в качестве его помощника».


Как сам Александр Ханжонков учился киноделу на примерах зарубежных фирм и собственном опыте, так и соратники его горели желанием постичь необычное ремесло.  Под руководством режиссера В.М. Гончарова было выпущено несколько удачных короткометражных лент: «Выбор царской невесты», «Песнь про купца Калашникова» и «Русская свадьба ХVI столетия».


П. Чардынин  позднее напишет: «Никто из нас не имел ни малейшего понятия о съемках, шли, что называется, на ура, но зато все горели искренним желанием сделать все возможное».

В 1909–1911 годах Андрей Громов активно снимался в картинах  В. Гончарова и П. Чардынина и проявил себя рядом заметных ролей  – Мазепы («Мазепа», Х 1909), Елецкого («Пиковая дама», XI-1910), князя Мышкина («Идиот», I-1910) и др.

Вот только отдельные рецензии на картины того периода.


«Хорошо разыгранная артистами, достигшими полного ансамбля, пьеса оставляет сильное впечатление и безусловно будет пользоваться большим успехом. В этой трагедии Т/д  «Ханжонков» отдал роли в благородные руки лучших наших артистов, успевших прославиться в кинематографии» («Чародейка». «Сине-Фоно», 1909, № 3).   

«Коробейники» – настолько хорошая, выдающаяся картина, настолько она хороша технически и согрета продуманным исполнением, что честь и хвала и самому представителю фирмы, и режиссеру, и исполнителям. Стиль выдержан прекрасно» («Сине-Фоно», 1910, № 1).


«Пиковая дама» – великолепная игра артистов и занимательный сюжет делают эту картину особенно  интересной» («Кине-журнал», 1910, № 20).

Первый российский «полный метр» студия А. Ханжонкова выпустила на патриотическую тему.


«Фильм «Оборона Севастополя» был снят в 1911 году по разрешению императора Николая II, впервые продемонстрирован в Ялте, в Ливадийском дворце. Николай II и его окружение стали его первыми зрителями, – указывает И. Орлова. – Фильм произвел большое впечатление на императора, и здесь же после окончания сеанса он лично одарил Ханжонкова снятым с руки бриллиантовым перстнем. Тогда же в 1911 году Ханжонков награждается орденом Святого Станислава 2-й степени за исключительно полезные труды на поприще отечественной кинематографии.

15 октября 1911 года состоялась премьера «Обороны Севастополя» в Московской консерватории.  Читаем об этом в газете «Русское слово»:                               

«Грохот  орудий, море огня, смерть со всех сторон – главное содержание кинематографической исторической картины «Оборона Севастополя», продемонстрированной вчера  в Большом зале консерватории. Военный и симфонический оркестры, хор певчих дополняют впечатление».


Исполнителей «центральных фигур картины – Нахимова (А. Громов) и Корнилова (И. Мозжухин) газета раскритиковала: «Герои изображены великанами, театрально жестикулирующими». 

Фильм, рассказавший о трагических событиях Крымской войны 1854–1855 годов, был огромными тиражами раскуплен практически всеми фирмами Европы.

Ханжонков решает создать в Ялте южную съемочную базу кинематографии России. Эта идея осуществилась в 1917 году – он покупает в Ялте дом на Аутской улице (сейчас улица Кирова) и в пристроенном во дворе флигеле устраивает операторскую, размещает киноаппаратуру. А обширный участок земли с вековыми деревьями, соседствующий с зеленой зоной дома № 15 по противоположной Боткинской улице, дает возможность построить съемочный кинопавильон. Именно здесь будут сняты самые первые ялтинские фильмы «Звезда моря», «Сказка весеннего ветра», «Тайна южной ночи», «Море», «Великий Аспид». Всего за период с 1917 до 1920 года в Ялте Ханжонков снимает 17 кинолент».


Атмосферу тех последних дней русского кино мы могли ощутить в фильме нашего современника Никиты Михалкова «Раба любви». В герое Калягина мы узнаем Ханжонкова, Елена Соловей напоминает нам о Вере Холодной, а Родион Нахапетов – возможно, об Андрее Громове…


SIC TRANSIT GLORIA MUNDI


В 1912–1913 годах  Громов снимался мало. Выступал в театре Незлобина  в постановках «Женщина и паяц», «Мещанин-дворянин», «Орлеанская дева». Классика уступила место оригинальному жанру и в его киноработе: от эпических драм он перешел к комедии. 1913 год отмечен фильмом «Дядюшкина квартира» с поистине замечательным актерским составом – И. Мозжухин, Л. Триденская, А. Херувимов. Режиссерскую работу П. Чардынина приняли с восторгом:  «Дядюшкина квартира», комедия собственного производства, будет иметь успех  

благодаря прекрасной игре артистов и превосходной постановке».


Тогда же Громов начал пробовать себя в режиссуре, экранизировав повесть М.Ю. Лермонтова «Бэла» и сыграв роль Печорина. Рецензенты журнала «Сине-Фоно» сочли, что «картина разыграна на фоне кавказской природы артистами петербургских и тифлисских театров довольно недурно».


В апреле 1914 года Андрей Антонович снискал симпатии критики за роль в картине «Немые свидетели», в которой талантливый режиссер фирмы Ханжонкова Евгений Бауэр задействовал коллег Громова по театру.                                                                                                                 

«Сюжет новый, инсценирован великолепно, в главных ролях выступают лучшие силы современной русской драмы, что делает картину очень интересной и ставит ее в ряду с лучшими произведениями русской кинематографии», – сообщал журнал «Кинема». 

  

Другие удачи Громова связаны с будущим «отцом мультипликации»  Владиславом Старевичем, с  которым он познакомился  в 1912 году. Они участвовали в производстве картины «Путешествие на Луну», а затем А. Громов сыграл Мизгиря в «Снегурочке» (ноябрь 1914 года) и  

Ратмира в «Руслане и Людмиле» (январь 1915-го).


«Вестник кинематографии» рассыпался комплиментами «Снегурочке»:

«Постановку картины хвалить не приходится.  Она выше всяких похвал.  Нам приходилось уже видеть много картин в постановке В. Старевича – все они проникнуты талантом, той искрой Божией чутья и чувства меры, которые среди нашей почти сплошной заурядности становятся явлениями все более и более редкими. В области кинематографической техники «Снегурочка» выделяется из ряда самых выдающихся картин».


В декабре последовала «Сказка о спящей царевне и семи богатырях» (операторы В. Старевич и А. Рылло), где Громов блистает с изумительными партнерами – С. Гославской, А. Херувимовым, Л. Триденской, И. Мозжухиным, А. Бибиковым, О. Оболенской, С. Квасницким.


«Красивые декорации и тщательная постановка со строгим соблюдением древнерусского стиля обещают картине первенство среди инсценировок произведений русских классиков», – отмечает профессиональный журнал «Кинема».

Кажется, в последний предвоенный год Громов работал просто неистово. В сентябре 1914-го приступил к постановкам Московский драматический театр (театр «Эрмитаж» Суходольских, режиссер И. Шмидт), открыв сезон  спектаклем «Последняя жертва». На подмостках нового театра собрались  блистательные Мария Блюменталь-Тамарина (впоследствии первая народная артистка СССР), Елена Полевицкая, Наталья  Лисенко, Николай Радин, Иван  Мозжухин и др. 

                                                           

Поступает в этот театр и Громов, играя главные роли, одна из которых – в постановке «Король, закон и свобода» –  имела ошеломляющий успех. Публика устраивала овации Громову, и вдохновленный этим  Ханжонков  решает экранизировать «Короля». Но… увидеть Громова в этой роли на экране нам не суждено: Московский драматический театр наложил  вето на выступление артистов своей труппы для кинематографа в пьесах, входящих в репертуар этого театра. Ханжонков с Чардыниным вынуждены были пригласить на съемки артистов театра Незлобина.  


Очевидно, конфликт из-за «Короля» вызвал недовольство ведущих артистов, и Громов порывает с «Эрмитажем». А может быть, причиной перехода было всеобщая подозрительность к немцам и призывы не брать их на работу, распространившиеся с началом российско-германской войны. Так или иначе в декабре 1914-го Громов-Дидерхисен переходит в открывающийся Московский камерный театр под руководством Александра Таирова. Здесь он встречается с великой Алисой Коонен.

Если Таиров, как пишут историки, «стремился к изощренному мастерству, к репертуару романтическому и трагедийному, к сюжетам легендарным и поэтическим, к изображению больших, сильных чувств», то Андрей Громов мог подписаться под этой платформой всецело.


Его жизнь могла сложиться иначе – Камерный театр Таирова просуществовал до 1949 года, и Громов в его труппе мог остаться на ведущих ролях. Он «играл попросту, не заботясь о стиле, и играл недурно».

Но… Великий Кинемо – Великий немой – поглотил его целиком, когда в марте 1915 года «вследствие успеха русских картин не только в России, но и в Западной Европе акционерное общество «Ханжонков и К»  организовало постоянную труппу в 50 человек (помимо гастролеров) для постановки кинематографических пьес интернационального характера». («Новости сезона», 29,30.III.1915)


И ФИЛЬМЫ ЗА ШЕСТЬ ДНЕЙ


В период 1915–1917 годов А. Громов был востребован как актер у Е. Бауэра, П. Чардынина, снимался у А. Уральского. В 1915-м Громов со Старевичем совместно срежиссировали  «Смятые цветы» и «У последней черты», а также Андрей Антонович выполнил несколько актерских работ в фильмах своего товарища. 

Сценарные опыты Громова историк кино Вениамин Вишневский (далее в тексте В.В. – Прим. ред.) саркастически назвал «шаблонной любовной драмой» («Юрий Нагорный», январь 1916 года, реж. Е Бауэр) и «неудачной драмой из жизни маленьких» людей («Жизнью смятые души», февраль1916 года, последняя  

работа реж. П. Чардынина на фирме А. Ханжонкова).


Вот как вспоминает встречу с А. Громовым знаменитый артист немого кино, будущий основатель армянского киноискусства Александр Бек-Назаров:                                         

«Сценарий назывался «Юрий Нагорный». Между его страниц я с удивлением обнаружил афишку, возвещавшую, что в субботу в кинотеатре «Пегас» состоится премьера фильма «Юрий Нагорный» с участием Э. Бауэр, А. Ребиковой, А. Громова и А. Бек-Назарова. Мой разговор с Бауэром происходил в воскресенье. Значит, фильм предстояло снять за шесть дней?.. Но еще больше, чем срок сдачи фильма, меня озадачил сам сценарий. Это была шаблонная, слезливая мелодрама: оперный певец безостановочно меняет возлюбленных, пока наконец сестра одной из его жертв не решается на жестокую месть: напоив селадона (волокита, дамский угодник – устар. – Прим. ред.), она поджигает его дом. Герой остается жив, но лицо его изуродовано ожогами, и значит, теперь он никого не сможет увлечь <…>.


На первой же съемке я сказал Бауэру, что сценарий меня разочаровал.  

– Здесь нет ни новизны, ни своеобразия. Здесь нет идеи.

– Вы так считаете? – лукаво спросил режиссер. – Ну так я адресую вас к самому автору. – И он указал на актера Громова.

– Мне кажется, вы невнимательно читали сценарий, – с раздражением заметил тот. – Своим произведением я ратую за нравственную чистоту нашего общества. Неужели вы проглядели эту идею?

Мне оставалось только пожать плечами. Усмотреть в сценарии эту мысль я никак не мог, а настаивать мне, новичку, было неудобно».

Оценка фильма в прессе также была неоднозначна. «Конечно, литературный вкус должен скромно потупиться и отойти к сторонке. Зато для режиссера этот сценарий – сущий клад. Актеры разыграли картину без особого подъема, хороша г-жа Бауэр в не совсем обычной для нее драматической роли, прилична г-жа Ребикова. Очень хорош г. Громов» («Театральная газета», 1916, № 4).


Подающий надежды артист Бек-Назаров очень скоро нашел в своем не понятом товарище неожиданную поддержку. В феврале 1916 года Андрей Громов ставит  фильм «Кровь неотмщенная», который безапелляционный В. Вишневский назвал уже «психологической  драмой с интересным сюжетом».  Для Бек-Назарова он открыл путь к славе: сыграв одну из главных ролей, он  привлек внимание публики и наконец-то «тронул своих критиков»:

«Роль невинно осужденного и в самом деле захватила меня с необыкновенной силой. Дошло до того, что во время съемки я плакал самыми настоящими слезами… На этот раз в прессе обстоятельно разбирались приемы и средства моего актерского мастерства».


1917 год. Сгущаются тучи над Россией, наступает финальный акт трагической пьесы дореволюционного российского кино. Одна из последних работ замечательного его стилиста, первооткрывателя множества композиционных и монтажных приемов режиссера Евгения Бауэра была названа пророчески: «Умирающий лебедь». Картина вышла на экраны  в январе и получила симпатии за отличную актерскую игру, особенно хорош оказался «А.А. Громов в роли безумного художника. Артист дал хороший грим и продуманный, твердый жест» («Вестник Кинематографии», 1917, № 123).


Но Бауэр на очередных съемках упал, сломал ногу и вынужден был передвигаться и работать в инвалидной коляске. Вынужденная бездвижность сыграла роковую роль: летом режиссер заболел пневмонией и скончался в возрасте 52 лет.


После его смерти Андрей Громов, стараясь выручить фирму, полностью переключился на режиссуру. В августе выходит его «Осень женщины» – «удачная экранизация одноименного рассказа И.С. Тургенева» (В.В.), в сентябре – «Сон» и «Тени любви». В последнем фильме, а затем в картине «Жизнь трех дней» его судьба пересекается с судьбой будущего выдающегося советского режиссера Льва Кулешова, который начинает свою карьеру как художник. В это время на съемочной площадке начинает блистать и Николай Радин, который с начала ХХ века, когда он играл вместе со знаменитой  В.Ф. Комиссаржевской, оттачивал актерское мастерство. 

Революционная осень ознаменована для Громова выпуском фильмов с символическими названиями: «Призыв смерти», «Пути измены». Он также завершил  задуманную Бауэром драму  «Сумерки»  (30 XII 1917).


В конце 1917 года Громов направляется в  Крым, куда светское общество  постепенно перетекает из объятых революционными беспорядками столиц.

Ханжонков вспоминал:

«К лету 1918 года Ялта начала наполняться работниками искусства. Тут был даже Шаляпин. Он занялся организацией акционерного общества для устройства образцового курорта в имении Форос.

Режиссер Громов ставил в это время картину «Море», а режиссер Уральский – «Великий аспид». 


К концу 1919 года кривая  расцвета ялтинской кинопромышленности стала падать. Продавать картины было некому. Эксплоатировать их также было негде, так как все ближайшие районы были охвачены гражданской войной.

В конце 1919 года я откровенно заявил сотрудникам, что на ближайшее время у нашей фирмы нет никаких определенных планов, а деньги иссякают. Я посоветовал каждому устроиться на какую-либо работу.

К осени 1920 года кинематографистов в Ялте почти не осталось».


УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ


Партнерами А. Громова по кинематографу были звезды  русского немого кино: Петр Чардынин, Иван Мозжухин, Вера Холодная, Вера Каралли, Витольд Полонский, Александр Херувимов, Иван Перестиани, Зоя Баранцевич, Лидия Триденская, Арсений Бибиков, Софья Гославская, Павел Бирюков, Тамара Гедеванова  и др. Их Gloria mundi – мирская слава – в 1920 годы была забыта ради поиска насущного хлеба. Многие из них уехали из России на последних пароходах, покидавших Крым с врангелевскими войсками. На каком-то из них оказался и Андрей Громов.


В 1921-м мы находим его в  Германии. 24 и 29 апреля 1921 года  в берлинском зале  Logenhaus проходили  вечера  П. Чардынина с участием  актерского состава картины «Дубровский – атаман разбойников». Приглашен был и А. Громов, хотя  в этой картине  П. Чардынина он не снимался. 


Но исторической родиной выходец из балтийских немцев Громов-Дидерихсен все-таки считал не Германию. Его родиной были русский язык, русская культура, к которой он мог прислониться в Прибалтике. Тем более, что к тому его призывала его давняя коллега, знакомая еще по Введенскому народному дому, позже артистка МХТ Мария Токарская. Хотя она была старше Андрея Антоновича, их связывало нечто большее, чем профессия и дружба: ведь позже Мария подписывалась фамилией Токарская-Дидерихсен. Весной 1921 года Токарская в Риге и, видимо, получает ангажемент от театра Русской драмы на постановку нескольких спектаклей. Для этого нужны актерские силы, и она находит их в Германии.


В марте 1921 года А. Громов в берлинском консульстве получил гражданство Латвии, куда и прибыл вместе с П. Чардыниным и актерами Московского Художественного театра  в  июне 1921-го. Он сразу включился в театральную работу, участвуя  в трех пьесах в постановке М. Токарской – «Потоп» (28 и 29  июня),   «Хрущевские помещики» (20 июля),  «Сверчок на печи» (10  августа).

Публика, знакомая с артистами по кино, предвкушает праздник.


«Постановку  «Потопа» в Риге 28 и 29 июня приходится выжидать с напряженным вниманием, – пишет газета «Сегодня» за десять дней до премьеры. – Пьеса, единственная в своем роде по сюжету и форме, окруженная к тому же ореолом студии Московского Художественного театра, участие артисток Московского Художественного театра  Токарской  и Карелиной, первое в Риге выступление артиста театра Незлобина А.А. Громова, известного рижской публике лишь с экрана, заставляют относиться к постановке с известным оптимизмом».


Тем горше было разочарование от неудачи, в которой журналисты винили то начинающего режиссера Токарскую, то не оправдавших надежд кинозвезд. Если в «Потопе» Громов «в общем не сумел передать всего многообразия натуры презирающего людей и самого себя циника», то рецензия на «Сверчка» была уничтожающей:

«Можно  было помириться с огромной дистанцией между очаровательными декоративными шедеврами московской студии и подчас убогими данными рижской постановки. Больше всего на спектакле сказался основной недостаток рижской театральной жизни – бедность актерского материала… Также далеки от Диккенса, от студии, от художественной правды были г-жа Карелина и г-н Громов». («Сверчок на печи, «Сегодня» 14 IX 1921).  

                                                                                                                   

Чтобы заработать на жизнь, Андрей Антонович вместе с  П. Чардыниным пытался  вести курсы кинематографии, большого успеха не имевшие. Он выступал в небольших постановках, фарсах, комедийных миниатюрах. Нужда сжимала горло: в отчаянной попытке получить средства к существованию Громов играет   бенефис в театре «Маринэ» с участием спутницы своей жизни М.А. Токарской-Дидерихсен.

Тем временем Петр Чардынин умудрился снять в Латвии 4 фильма, положив тем самым начало национальному кинематографу. Громов помогал ему в надежде вернуться в кино. Но надежда рухнула: ни признания, ни денег съемки не принесли. И Громов не выдержал. 


«Артисту.

Я пишу о больном актере, о хорошем актере и – конечно – нуждающемся актере.

Я пишу об уважаемом Андрее Антоновиче Громове по блестящей сцене, об Андрее Антоновиче Дитрихсене в этой странной и страшной жизни.

Впрочем, актеры живут и помнятся не по полицейским паспортам, а по своим особым, по своим театральным формулярам.

У А.А. Громова он – прекрасный.

Громов – отличный актер, и те, кто видел его, хотя бы в Незлобинском театре, оценят это определение и под ним подпишутся обеими руками.

Теперь нужно, чтобы эти руки подписали не аттестат Громову на почетное звание артиста, а подписались на том листе, который называется:

– Помогите актеру, помогите серьезно больному человеку.

– Помогите в эти трудные минуты жизненной напасти.

А у него – напасть, тем более горькая, что на нее не откликнулись даже те, кто был должен, кто обязан откликнуться.

Придите же на помощь вы, не – обязанные, а просто чувствующие и понимающие…»

Этот вопль о помощи, опубликованный в газете «Сегодня» 8 января 1922 года, по-видимому, не возымел действия. 14 февраля Андрей Антонович скончался в туберкулезном отделении  больницы «Сарканкалнс» на ул. Дунтес (ныне на этом месте находится Институт травматологии и ортопедии. – Прим. ред.).

И как часто бывает, смерть человека обнажила перед окружающими понятия совести и чести, поруганные при его жизни.  Некролог артисту прозвучал как обвинение: «Одно время покойный служил в Русской драме, потом дирекция сочла нужным с ним расстаться, и он был оставлен буквально на волю и милость судьбы. Последние месяцы он тяжело болел,  жил в санатории, очень нуждался».


Уже после прощания с коллегой актриса Театра русской драмы Елизавета Жихарева, не боясь преследования от администрации труппы, в которой служила, 22 февраля направила в редакцию «Сегодня» открытое письмо под заголовком «А.А. Громов и дирекция Русской драмы»:

«А.А. Громов – мой товарищ в течение нескольких лет по театру Незлобина. Когда наступил острый период его болезни и он окончательно слег – он прежде всего вызвал меня. Его беспокоило материальное положение, долги и полная невозможность продолжать лечение за отсутствием средств. Я объявила труппе о тяжелом положении Громова и предложила открыть подписку в его пользу. На это актер Азаров поспешно заявил мне, что им и Тереховым собрано среди знакомых (а не актеров) 12 тыс. руб. Зацкой уверенно сообщил мне, что Громов состоит на службе в театре. Эти данные переданы были мной К.Г. Дальской, единственному человеку, с полной самоотверженностью взявшему на себя заботы о больном А.А. Громове, у которого к этому времени определился открытый туберкулез. Благодаря  ее усилиям Громов был сначала переведен в санаторию в Царский лес, а затем вновь доставлен, вследствие высказанного им пожелания, в одну из городских больниц. Когда же г-жа Дальская явилась к антрепренерам просить о выдаче причитающегося Громову жалованья, то получила в ответ, что Громов на службе не состоит и ему ничего не причитается.


Кроме того, на одном из средников Р.О. в Латвии лично мной, с помощью артиста Бравина, в пользу артиста Громова были собраны 5000 рублей, переданные на другой день г-же Дальской, единственному, повторяю, человеку, который продолжал заботиться об умирающем…»


Андрей Антонович Громов (Дидерихсен) (03.01.1887, Москва – 14.02.1922, Рига) – один из первых актеров российского немого кинематографа, режиссер, сценарист, участник производства первых латвийских фильмов (совместно с П. Чардыниным). Похоронен на Покровском кладбище Риги. Могила не сохранилась.

  

 

Примечание

*«Жизнью смятые души» – картина фирмы «Торговый дом Ханжонков  и Кo», 1916 г. (реж. П. Чардынин, сцен. А. Громов). В ролях: А. Громов, М. Токарская, А. Бибиков, З. Баранцевич. Фильм не сохранился.

 


Фильм «Идиот», 1910 год, режиссер Петр Чардынин. Андрей Громов в роли князя Мышкина (слева)






Поиск